Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы] - Сергей Трахименок

— Почему? Уж не хочешь ли ты сказать, что камешки и архив уехали с Андросовым?

— Нет, — ответил Краевский.

— Правильно, — сказал Огнивец, — когда ты выходил принимать парад, я открыл дверь и заглянул в кофр. Там были кирпичи. Ты не удивляйся. Особняк, в котором сейчас отдел, принадлежал моему дяде. У меня были дубликаты всех ключей от всех комнат.

— И от сейфа?

— Нет, от сейфа у меня дубликата ключа не было, дядюшка не имел… В Каминск я приехал после того, как несколько лет после отравления газом на фронте отлежал в госпиталях и больницах. Остановился у своих дальних родственников, а потом поехал на север к одной знахарке. Она меня и вылечила, и там же я попал в лапы повстанцев. Они узнали, что я бывший офицер и предложили возглавить их отряд. Первое время я делал это из урмана, о потом понял, что так долго продолжаться не может. Нужен надежный человек в отделе, чтобы иметь информацию о всех акциях против повстанцев. Сам понимаешь, где было взять такого человека? Вот я сам и подался в отдел, как сочувствующий… Конечно, все каверзы, о которых ты говорил, организовал я. А патроны Масокину тоже подменил я, потому что опасался, как бы Бурдуков не явился на квартиру, где скрывался Кабанов… Но хватит разговоров. Бежим?

— И с чего это ты воспылал ко мне любовью? Ты мог бы забрать камешки и бежать один, больше достанется.

— Достанется, конечно, больше, но жадность, она всегда фраеров губит… Бежать вдвоем легче, это первое. Второе, ты парень с головой и можешь пригодиться. В наш век предательства хочется иметь возле себя надежных людей. И третье, ты мой брат, хотя сам об этом не знаешь…

— Что ж ты, брат, послал своего телохранителя убить меня?

— Я и теперь тебя убью, если ты откажешься. Времена, брат, настали тяжелые: брат на брата пошел… И мне не нужен в моем тылу человек, который может организовать розыск исчезнувшего Проваторова.

— Розыск и так организуют. Без меня проведут. А если тебя ГПУ не найдет, то собратья по банде…

— Собратья по банде меня никогда не найдут. Я предполагал, что ты сделаешь ловушку возле моста, где Андросов повезет липовый чемодан. А я как раз туда послал остатки повстанцев. Так что, судя по пулеметным очередям, они попались.

— Да, возле моста находился в засаде Чоновский отряд из Корябинска, там же находится и Базыка… Ты не ожидал этого?

— Наоборот, я таким образом избавился от своих же собратьев и теперь свободен.

— И тебя не будут мучить угрызения совести?

— Нет, они втянули меня, интеллигента, в эту кровавую бойню и поплатились за это.

— А идейные соображения, борьба с государством?

— Это не для меня, я ни с кем не боролся, если бы меня не заставили это делать. Даже клоп, которого пытаются раздавить, убегает или сопротивляется, лапками шевелит…

— Тебе не удастся убежать, через минуту-другую здесь будет Базыка.

— A-а, ясно, почему ты так охотно полемизируешь со мной, ты тянешь время. Но это напрасно. Базыка не приедет. Я повез тебя не той дорогой, о которой ты мог ему сообщить. Вишь, я тоже не лыком шит. Так что все в порядке. Мы с тобой спокойно уходим. У меня есть окно на границе с Китаем… Едем?

— Нет, — ответил Краевский, — я не поеду с тобой. Да и ты не возьмешь меня, после того как узнаешь все… Ты прав, в том чемодане, что увез Андросов, нет камешков и архива, но этого нет и в моем саквояже. Сегодня ночью я отправил архив и камешки в Корябинск с человеком Базыки.

— Не может быть, — сказал Огнивец.

Он вскочил с саквояжа. Щелкнули замки, и перед ним предстали кирпичи, завернутые в известную уже шинель Бороды, которая когда-то выручила Краевского, потом спасла, а вот теперь должна была погубить.

— Да-а… — протянул Огнивец и снова сел на саквояж, — тогда твои дела действительно плохи.

— Но и тебе отсюда не уйти. Базыка поймет, что ты повез меня другой дорогой. Не так уж много таких дорог вокруг Каминска.

— Да-а… — словно не слыша его, продолжал Огнивец, — переиграл ты меня. Не ожидал от тебя…

— Противника нельзя недооценивать. Твои слова?

— Мои… Но где здравый смысл? Что ты выиграл? Ну ушли камешки в Новониколаевск, а потом уйдут в Москву, тебе-то от этого какой прок, ты будешь гнить здесь…

— И все же я у тебя выиграл.

— Ни в коем случае… Нет такой цены, чтобы сравниться с жизнью. Да что я тебе говорю, ты уже заразился ядом всеобщего сумасшествия, — произнес Огнивец и вытащил из кармана дамский пистолет.

Затвор пистолета с характерным щелчком дослал патрон в патронник. Но Краевскому не было страшно. Люди второго уровня не боятся смерти. Они устали от жизни. Единственное его желание было необычным для создавшейся ситуации. Он не хотел, чтобы Огнивец выстрелил ему в грудь, ибо второй раз в жизни боль от ломающейся грудной клетки он не сможет пережить.

— Не убивай меня, — попросил он Огнивца, который остановил ствол как раз напротив груди, — я оказался здесь случайно, мне нужно вернуться в свое время, у меня другая жизнь…

— У тебя нет другой жизни, — произнес Огнивец, — да и зачем тебе жизнь, я подарю тебе нечто большее — покой…

Он не слышал звука выстрела… Страшная боль разорвала грудь, и он понял, что Огнивец нажал на спусковой крючок.

«И как может такой маленький кусочек металла причинить такую боль», — подумал он отстраненно, так, как думают о чужих страданиях.

— Раз, два, три… Открыл глаза… прекрасно… Сколько пальцев? — слышится знакомый голос.

— Два…

— Как тебя зовут?

— …сандр.

— Правильно.

— Какой сейчас год?

— …семьдесят четвертый.

— Восемьдесят четвертый. И это верно… Анна Петровна, укольчик нашему утопленнику, у него, кажется, все скверное позади.

— Кончился его бред?

— Да, он окончательно пришел в себя и больше не вернется в темную яму галлюцинаций, если, конечно, снова не свалится с моста в воду.

— Интересно, что он видел за эти трое суток без памяти?

— Сие тайна великая есть, и нам не дано ее узнать… Вот, опять глаза открыл, закрывай и поспи, теперь уже без кошмаров. Теперь только покой… Покой в наше время — лучшее лекарство.

Часть вторая

По фактам возгораний

В конце марта, в пору весеннего равноденствия, когда днем под ярким солнцем оседает почерневший снег, бегут ручейки, а ночью зима, отыгрывая свое отступление, замораживает все, что оттаяло за день, в совхозе «Приозерном» Кедровского района загорелся коровник. Загорелся в самое неудобное для тушения время — ночью…

Первым огонь заметил дежуривший на ферме скотник Тропин. Он на лошади примчался в село, сообщил о пожаре учетчику Степаненко: тот жил рядом с конторой, где находился единственный на отделение телефон, а сам понесся дальше поднимать людей.

Телефонный звонок из «Приозерного», принятый пожарным диспетчером, привел в действие пожарную службу, ушли в совхоз ярко-красные машины, увозя людей в брезентовых робах и металлических касках, о случившемся тут же доложили районному начальству и в милицию.

Получив сообщение о пожаре, дежурный по Кедровскому отделу внутренних дел тяжело вздохнул, подтянул портупею и стал, в соответствии с инструкцией, обзванивать людей, в обязанности которых входило расследование подобных происшествий. Одной рукой дежурный крутил диск телефона, другой водил по списку, лежащему под стеклом его стола, сожалея о том, что спокойному несению службы пришел конец…

Следователь прокуратуры Кроев сном праведника спал в комнате общежития, когда вахтерша Глафира, зевая во весь рот, разбудила его и позвала к телефону.

Кроев натянул трико и, накинув на плечи пальто (в коридоре было холодно), направился вслед за Глафирой в комнатенку у входа в общежитие, именуемую вахтой.

— Александр Петрович, — голос прокурора в трубке звучал бодро, и можно было подумать, что он не ложился спать этой ночью, — вам надлежит выехать в составе группы на происшествие, связанное с возгоранием одного из сельхозобъектов района. Сбор в райотделе. Выезд через двадцать минут…

Сон наполовину оставил Кроева. Он положил трубку на рычаг и пошел к себе под сочувственным взглядом Глафиры, которой, однако, не терпелось побыстрей выпроводить следователя, закрыть дверь общежития на засов и завалиться спать до утра.

Кроев Глафиру не задержал. Уже через пять минут он покинул стены своего жилища и под лай собак побежал по темной улочке мимо молчаливых деревянных домов, березовых поленниц к прокуратуре — небольшому, тоже деревянному зданию.

Открыв своим ключом навесной замок, Кроев схватил следственный портфель и фотоаппарат и так же бегом помчался к отделению милиции…

В Кедровку Кроев попал летом прошлого года по распределению. В маленьком поселке на пять тысяч жителей с жильем было туго, но прокурор (или шеф) сумел выбить своему сотруднику отдельную комнату в общежитии. Комната эта стала Кроеву родным домом. Его часто приглашали к телефону на вахту, и он пользовался «заслуженным авторитетом» у дежурных, которые гордились тем, что являются посредниками между прокурором и следователем. Они же всячески баловали холостого парня, подкармливали его принесенной из дому стряпней, грибочками и вареньем.